Читать книгу "Змеи. Гнев божий  - Ольга Миклашевская"

Сама девочка тем временем переминается с ноги на ногу под старым широким дубом. Завидев Глеба, она корчит недовольную рожу.

– Чего ты телишься? Хочешь, чтобы тебя укокошили?

Про себя Глеб думает, что его-то как раз никто кокошить не собирается, но вслух, конечно, ничего не говорит. Он привык быть хорошим сыном, сумеет и сыграть роль ответственного отца.

Он надеется, что у Ренаты есть какие-нибудь соображения по поводу того, как им выбраться за пределы школы, не вызвав подозрения у круглосуточно сидящих на посту Горынь. Если старший брат особым умом не отличается, то младший в совокупности с тупоумием обладает еще и подозрительностью.

Спать Глебу хочется ужасно. Ну, или хотя бы поесть чего-нибудь горяченького. Ненавистная рисовая каша уже не кажется таким уж плохим вариантом, с чем тут же соглашается урчащий желудок.

Только вот дойти до охранного пункта они не успевают, потому что что-то привлекает внимание Глеба, и впервые за долгое время это не змеи.

– Ты что, с ума сошел?.. – шепчет Рената и тянет его за рукав, но у такой пипетки никогда не хватит сил сдвинуть с места эту двухметровую скалу.

– Смотри.

И девочке приходится поднять голову в том направлении, куда кивает Глеб. Сначала она замирает, не в силах принять новое решение, но страх за собственную жизнь все-таки перевешивает.

– Это нас не касается, – говорит Рената, но голос предательски дрожит.

Может быть, раньше не касалось. Не касалось, когда они пытались жить тихой, незаметной жизнью; когда Глеб пропадал на подработках, а когда ему это надоедало, звонил брату за очередной порцией денег; когда они боялись других людей и нелюдей, а потому никогда никому не доверяли. Но теперь-то все совсем по-другому.

Еще секунду назад Рената сжимала в руках жесткий рукав Глебовой куртки, а сейчас стоит, обнимая воздух. Глеб уже несется в сторону школы. Чемодан остается валяться на припорошенной снегом земле.

Сейчас Ренате предстоит принять непростое решение: отправиться вслед за Глебом или сбежать одной. Здравый смысл подсказывает ей, что лучше бы драпать, и как можно скорее, но впервые за все свое существование она чувствует что-то еще. Что-то, что обычные люди назвали бы совестью.

Словно в тумане, Рената делает нетвердый шаг в сторону школы, но вдруг она ощущает чужое присутствие позади себя, поворачивается и почти нос к носу сталкивается с Эвелиной.

– Привет, детка, – совсем не дружелюбным голосом говорит та. – Заблудилась?

Она что-то знает. Или, по крайней мере, чувствует. Если бы не этот идиотский чемодан, можно было бы сказать, что она как раз идет в школу. Время не то чтобы совсем раннее.

Изображать детский невинный тон в такой ситуации не самое простое дело, но Рената надеется, что справляется:

– Нам с папой нужно в Москву ненадолго.

– В Москву? В рабочий день?

«Пожалуйста, не смотри вверх, – молится про себя Рената. – Только не смотри вверх».

– А вы где были? Не ночевали в общежитии?

– Я, дорогая моя, уже взрослая и могу ночевать, где захочу и с кем захочу.

Удивительно, как при таком небольшом росте Эвелина умудряется выглядеть неприступной горой.

«Нужно отвлечь ее», – думает Рената, но потом понимает – если Эвелина последует за Глебом, то она сможет уйти. Одна, но зато живая.

Насколько важна кровь, которая связывает ее с Глебом? Если в этом что-то большее, нежели просто физическое сходство? Хотя они ведь даже не похожи. Она – с огненно-рыжими волосами, большими карими глазами, бледной кожей с россыпью веснушек, а он – такой весь из себя неприметный: незапоминающееся лицо, широкие плечи, голубые, как у его отца, бездонные глаза.

– Детка, что-то не так? – теряется Эвелина.

– Да нет, просто я бы на вашем месте посмотрела, что творится на крыше.

Когда Эвелина поднимает глаза на школу, то Рената видит, как в них отражается страх. Этого мгновения достаточно, чтобы девочка проскользнула в дверь пропускного пункта.

– Доброе утро, дяди Горыни!

– Доброе, Ренат, доброе! – Из-за развернутой газеты появляется первая голова. – Опаздываешь в школу?

– Ага!

Еще один шаг – и вот она на свободе. А за спиной наконец остается балласт, который она не могла скинуть все эти годы. За спиной остается тот, кого она не могла полюбить, но вынуждена была принимать его помощь.

На дорогу вместо школьницы выходит взрослая женщина. Кудрявые волосы развеваются за спиной, в ушах вьются серьги в виде длинных золотых змеек. Когда к обочине съезжает серый «Опель», улыбчивый водитель еще не подозревает, какая судьба его ожидает.

– Красавица! – Мужчина вылезает из машины и призывно разводит руками. – Куда подбросить?

– Спасибо, я сама, – отвечает Рената, но водитель ее уже не слышит. Словно окаменев, он замертво падает на землю, лицом вспахивая первый снег.

А Рената спокойно садится в его машину, поворачивает ключ и, пристегнувшись, выруливает обратно на дорогу.

· 15 ·

…чем никогда

Сентябрь, 2018

Единственное, с чем Каракатица, как ее повадились называть в Божедомке за нелепую походку и форму набалдашника на трости, давно смирилась, это песни, которые заключенные время от времени пытаются петь вместе. Не важно, что у половины нет слуха, а у второй – голоса. Поначалу надзирательница пыталась пресекать подобную самодеятельность, но потом махнула рукой, потому что этих полоумных все равно не остановить: побитые, измученные, голодные, – они все равно находили в себе силы мычать знакомые мелодии.

Со временем она даже привыкла к этим импровизированным концертам. Никто никогда не видел, но если песни застают ее в кабинете, то она даже позволяет себе неспешно притоптывать ногой в такт мелодии.

Вот и сейчас, заслышав «Ой, что-то мы засиделись, братцы…», Каракатица не может удержаться от легкого подергивания. Левый уголок губы чуть приподнимается, в то время как правый остается в своем вечно грустном состоянии. Это было одно из первых уродств, которые она получила в бою.

Искусству сражений ее обучал отец, знаменитый в свое время воин Черномор, он же Морской Царь. Не то чтобы Каракатицу так сильно привлекала эта стезя – просто тогда это был единственный способ выделиться перед восемью сотнями девяносто девятью сестрицами. Были те, кто с рождения чем-то отличался: Чернава, например, была не только младшей дочерью, но и невероятной красавицей; Василиса оказалась очень умной и своими похождениями заслужила себе место в сказках. Каракатица же мало того что обладала заурядной внешностью и способностями, так еще и никто толком не помнил порядок ее рождения – то ли сто двадцать первая, то ли двести двадцать первая. Действительно, какая разница?